Что я себе никогда не прощу, так это то, что я забываю папины ладони и голос. Я помню только руки, и то на взгляд - теплоту, тёплость не помню. Ладнони вылетели из моей головы. Как мне хочется разглядеть каждую сгладочку на папиных руках, каждую линию. И ещё я помню ногти. Грубые, грязные. Рабочие. А от голоса только какие-то отголоски смеха - и только. Даже не сам смех. Именно отголоски, непонятное исчезающее эхо.. Это жутко, такое забывать. Правда. И ещё я помню как он пищал. Зажимал губы и издавал непонятный писк. Он всегда так делал. Звал на стаким образом. Месяца через два после того, как он умер, мы были у наших друзей. Мы уже собирались уходить, и тут Ира так же запищала. Мы с мамой обернулись, я чувствовала, как с маминого языкахотелось сорваться словам "Да, Олег, сейчас-сейчас.." А его не было. Жутко. А я так делать не умею, отчего мне плохо становиться. Если б умела - делала. И не забывала.
P.S. Если бы это был бумажный дневник, эта страница была бы мокрой.